>Московский корреспондент "Нов. Врем.", Old Gentleman, в одном из своих талантливых фельетонов (1895г. №7036) рассказывает о следуещем факте народной расправы с колдуньей, имевшей место 25 сентября прошлого года в Москве, в самом центре города, на Никольской улице.
>"Одна из наиболее чтимых московских святынь — часовня св. Пантелеймона на Никольской. В ней и около неё всегда толпа. По ночам часовня заперта, но ранним утром, далеко до рассвета, в ней служится молебень; затем чудотворная икона вывозится в город для служения молебнов в частных домах. Тогда в часовню собирается особенно много народа — всё больше мещан и крестьян. Так было и в ночь 25-го сентября. Часовня ещё не была отперта, а около неё уже толпилось человек триста. Между ними находились крестьянский мальчик Василий Алексеев и какая-то простая женщина, одержимая припадками — не-то истерического, не-то эпилептического свойства. Возле этой пары стояла крестьянка Наталья Новикова; она разговорилась с мальчиком и подарила ему яблоко... Мальчик куснул яблоко — и надо же быть такому несчастью, чтобы как раз вслед за тем с ним сделался истерический припадок. На крик Алексеева прибежал с ближайшего поста городовой и отвёз больного в приёмный покой.
>Толпа, конечно, всполошилась:
>— Отчего был крик? В чём дело?
>Наталья Новикова и женщина, сопровождавшая Алексеева, вероятно, успели тем временем повздорить, потому что вторая из них принялась объяснять народу происшедший случай таким ехидным образом:
>— Мальчика испортила вот эта баба. Дала ему яблока, а яблоко-то было наговорное. Едва он закусил яблоко — как закричит, и почал выкликать...
>Суеверная сплетка быстро обошла толпу и подчинила её себе. На Новикову глядят со страхом и ненавистью. Слышны голоса:
>— Ведьма!
>— Мальца заколдовала!
>— Пришибить — и греха не будет...
>На Новикову начинают нажимать; она струсила и решила лучше уйти подальше от греха: народ—зверь, с ним не сговоришь. Пока она пробиралась к Проломным воротам, толпа рычала, но не кусалась; со всех сторон ругательства, отовсюду свирепые взгляды, но ни у кого не хватает мужества перейти от угроз к действию... В это время кто-то громко и отчаянно крикнул:
>— Братцы... бей колдунью!
>И в ту же минуту Новикова была сбита с ног и десятки рук принялись её молотить по ней руками... Молотили с яростью, слепо, не жалея, на смерть... И, не случись на Никольской в ту пору опозднившегося прохожего, чиновника Л. Б. Неймана, Новиковой не подняться бы живой из под града ударов. Г. Нейман бросился в толпу:
>— Что вы делаете? С ума сошли?
>— Бей колдунью!
>— Этот — что тут ещё?
>— Вишь, заступается...
>— Заступается? Видно, сам из таких... бей и его!
>— Уйди, барин! Не место тебе здесь... Наше дело, не господское...
>— Бей, бей, бей!...
>Г. Нейман, обороняясь, как мог, протискался, однако, к Китайскому проезду, где подоспел к нему городовой, чтобы принять полуживую Новикову: она оказалась страшно обезображенною, защитника её тоже, выражаясь московским жаргоном, отделали под орех...
>И над этой сценой средневековой расправы ярко сиял электрический фонарь великолепной аптеки Феррейна, и повезли изувеченную Новикову в больницу мимо великолепного Политехнического музея, в аудитории которого еженедельно возвещается почтенной публике то о новом способе управлять воздухоплаваньем, то о таинствах гипнотизма, то о последних чудесах эдиссоновой электротехники. И, когда привезли Новикову в больницу, то, вероятно, по телефону, этому чудесному изобретению конца XIX века, дали знать в дом обер-полицмейстера, что вот-де в приемном покое такого-то полицейского дома лежит женщина, избитая в конце века XIX-го по всем правилам начала века XVI..."